Посмотрим как получится ощутить себя в реальности. Предвкушаю первый просмотр отснятого материала. До середины октября необходимо сделать первый DVD.

Работа начинается.

Более двух часов мы едем в условиях туманного смога, пахнет гарью. Мы знаем о лесных пожарах, но надеемся, что скоро все должно закончиться. В 150 км от Нижнего Новгорода плотный дым стелется по дороге. Я могу смотреть на полуденное солнце не щурясь: сквозь смог видно солнечную корону, как через матовое стекло. В зеркало обратного вида наблюдаю, как мотоцикл Александра выезжает из клубов дыма, и смотрится это так, как если бы его окутали облака и хотят его проглотить. На обочинах - обугленные деревья. Огня не видно.

Дым все плотнее, и у меня уже слезятся глаза. Становится тяжело дышать. Постоянно мы видим пожарные машины, с огромной скоростью проносящиеся мимо. На некоторых заправках для предотвращения опасности возгорания дежурят пожарные.

Всего 16:00, но у меня чувство, что смеркается и уже скоро стемнеет. Мы ищем место под палатку вблизи воды и находим маленькую речушку. Я опасаюсь, что огонь застигнет нас ночью и настаиваю на ночлеге прямо рядом с шоссе. Мы настолько вымотаны, что засыпаем, не обращая внимания на шум проезжающих мимо машин. На следующее утро тонкие хлопья пепла лежат на наших мотоциклах и, растворяясь в утренней росе, пачкают нашу палатку.

Возле Владимира дым наиболее плотный. Мы решили поторопиться с отъездом из России. Перед Москвой несколько проясняется.

Езда на мотоцикле по России имеет один метафизический момент. На огромных территориях напряжение пропадает. Спустя неделю езды я понимаю: необъятным просторам страны я противопоставляю свою невозмутимость. Может пройти более 200 км, прежде чем я увижу что-либо иное, чем деревья вдоль прямой дороги. Степь может простираться на 300 и более км, она рождает во мне чувство бесконечности. А иногда мы едем больше часа сквозь густой ельник по глинистой дороге, которая незадолго до ожидаемой цели просто меняет линию горизонта, или теряется в лесной глуши. Езда превращается в своеборазную медитацию. И делает suechtig.

Мы проезжаем мимо крупных городов и ночуем два раза на берегу Волги, которая настолько широка, что не видно противоположного берега. Мы расположились вблизи бухты с маленькой гаванью, и меня не покидает ощущение, что я на море. Удручающе жарко. Солнце весь день Schleier von Dunst и никак не хочет заходить. Мошкара внезапно изчезла.

Дорога через Урал довольно уныла. К тому же здесь пасмурная погода и запах горелого в воздухе. Но самого пожара в лесу не видно.
Российское гостеприимство не перестает удивлять меня и в какой-то момент достигает своего апогея в виде трех приглашений, на которые мы не можем ответить отказом. Каждый раз, как только мы съезжаем с главной дороги, неизбежно происходит немецко-русская встреча.

С дороги мы увидели старую церковь на горе, чьи купола блестели на солнце. Крутой подъем по изъезженной щебеночной дороге в маленькой деревушке. Церковь наполовину разрушена, но сейчас идут восстановительные работы. Мы хотели только немного передохнуть, сделать пару фотографий. Но рядом остановился старый «москвич», из которого выпрыгнули взволнованный мужчина и его жена. Нас пригласили в деревянный дом вблизи церкви, показали фотографии попов и разрушенной церкви еще до начала реконструкции. Мужчина представился как Ильич, не знал ни единого слова по-немецки, но говорил много. Я рассказал о нашем путешествии и про Гумбольдта, имя которого он не знал. Было искреннее желание общаться, наверное, поэтому мы понимали друг друга.

Нам провели экскурсию в полуразрушенной церкви, мы даже поднялись на колокольную башню. Ильич оказался предстедателем общины и звонарем. Он уже 6 лет работает над реконструкцией колокольни. Между делом супруга Ильича приготовила нам обед. Чай, свежие ягоды, овощи из собственного огорода, хлеб и мед. В конце концов, нас уговорили погрузиться с камерами в машину Ильича. По крутой дороге он провез нас по деревне до изумрудно зеленого маленького озера. Озеро глубокое, но вода в нем такая чистая, что камни на дне видны как под увеличительным стеклом. Ильич пояснил, что озеро питают пять источников, которые в этом месте бьют из горы. Это и стало причиной того, что 250 лет назад здесь построили церковь. «Вода здесь целебная», - говорит Ильич. Он раздевается, заходит в воду, крестится и трижды окунается с головой. Мы собираемся сделать то же самое. Я не знаю, как надо правильно креститься и поэтому пытаюсь подражать. Вода ледяная. Прежде чем мы отправляемся дальше, Ильич делает на мотоцикле Алекса круг вокруг церкви.

После обеда вторая встреча. Мы немного сошли с дороги, проехали через деревню к реке через импровизированный мост. 38 градусов в тени, мы захотели испупаться в тихом месте. Но нас увидели еще издали. Едва мы сошли с мотоциклов, перед нами остановился маленький фиат с quitschenden шинами. Техномузыка на полную мощность. Мы должны были присоединиться! К другим. Кто уже купался в реке. Вопросы-ответы. На русском, немецком. Кое-как мы поняли друг друга. Русские говорят очень громко. И при этом очень близко подходят к тебе. Водка, хлеб, колбаса и сыр. Между делом купание. У реки такое быстрое течение, что я не могу плыть против него. Если хочешь поплавать, нужно подняться на несколько сот метров против течения реки и плыть по течению.


Поздним вечером мы вновь встречаемся в Перми. Юлия приготовила русские блинчики с икрой. До темноты мы выезжаем из Перми и ночуем на берегу реки. В течение ночи 3 коротких грозы.

Дорога через Уральский хребет немного разочаровывает. В этом месте он медленно набирает высоту через череду холмов. У меня нет ощущения, что я еду через горы. Внезапно мы оказываемся в Екатеринбурге. Въезд в Азию я представлял себе как-то иначе.

В послеобеденное время мы сделали необходимые телефонные звонки, получили рекомендации по гостинице, но вновь уехали из города. 20 км бездорожья на север и ночевка в лесу.
Мы ищем магнитную гору, на которой Гумбольдт делал свои замеры, но мои карты слишком большого масштаба. Проселочные дороги все время заводят нас не туда: либо уходим в неправильном напрвлении, либо дорога обрывается. Мы стоим перед разрушенным мостом. Пробую переехать через реку вброд и соскальзываю в воду. Остановка и сушка.

Около 16.00 мы договорились о встрече с немецким генеральным консулом. Мы замечательно провели вторую половину дня, у нас была эксклюзивная экскурсия по Екатеринбургу. Впечатляет мемориал погибшим в Афганистане - скульптура поверженного солдата. Он выглядит совсем иначе, чем героические памятники Второй мировой войны, повсеместно встречающиеся в России.

На 2 августа было запланировано посещение золотого рудника, в котором побывал и Гумбольдт, но мы с тяжелым сердцем отказались и покинули Екатеринбург поздним вечером. Нам предстояли 4.500 километров обратного пути, к тому же оявились сообщения о лесных пожарах.

Вечером на заправке произошла еще одна экзальтированная встреча с незнакомцами. Три татуированных водителя с пивом в руках заговорили с нами по-русски. Как только они поняли, что мы из Германии, самый толстый сказал нам на чистом немецком: «Стоять, иначе мы стреляем!» Он смеялся. Это была единственная немецкая фраза, которую он знал. Он служил три года в российской армии под Плауэ.

Много интересного в нашем путешествии. Я дал интервью двум русским телеканалам. Нас показали в вечерних новостях. Еще состоялось интервью с директором музея «Пермь-36».

Всем интересно, как мы путешествуем по России, не зная языка, нет ли у нас страха. «Не боимся ничего, - отвечал я. - Россия доброжелательна к нам». У меня ощущение, что все вокруг считают нас немного сумасшедшими.
Суматоха вокруг нас утомляет, и я тоскую по природе и мотоциклу.

После обеда наконец-то удалось починить оторванную стойку держателя на моем мотоцикле. Юлия рассказала о нашем путешествии в ремонтной мастерской. Когда я приготовился оплатить работу, мастер не взял денег, сказал, что они еще пригодятся на что-нибудь в таком дальнем пути. Еще он сказал, что он сочтет за честь, если на обратном пути мы заедем к нему что-нибудь отремонтировать в случае необходимости.

С удовольствием сделал бы интервью с Юлиным другом. Он военный летчик в российских военно-воздушных силах. Но Юлия сказала, что ему нельзя участвовать в интервью и вообще запрещено вступать в контакт с иностранцами. Мне стало понятно, почему он всегда приветливо улыбался, но не разговаривал с нами.
Вечером в качестве компенсации за несостоявшееся интервью с Юлиным другом мы едем на летное поле в пригороде Перми, где я сажусь в старый биплан. Самолет собран в 1951 году, в кабине пилота целая куча приборов приклеена на скотч. Целый час я летаю над Пермью вместе с двенадцатью парашютистами, которые прыгают на разных высотах. Пилот самолета очень приветлив, но не разговаривает со мной.

Мы выезжаем из Перми и ночуем в палатке. На противоположном берегу реки стреляют. Темно и ничего не видно. Теперь мне стало чуть тревожно.

В 14:00 мы вновь в Перми.
Юлия, наша знакомая, пригласила для нас переводчика. День расписан поминутно, интервью следуют одно за другим. В музее промышленной истории мы ищем следы Гумбольдта.

Мне интересна культурная жизнь Перми. Я встречаюсь с художником, который как раз готовится к открытию своей выставки. Очень красивые картины. Как только он услышал, что мы приехали из Берлина на мотоциклах, сразу захотел посмотреть на них и даже сел за руль одного из наших мотоциклов. Ему больше шестидесяти лет, он смеется и, как мне кажется, думает, что мы сумасшедшие.

Говорю, что с большим удовольствием съел бы чего-нибудь русского. Но нам предлагают нечто иное и приглашают в итальянский ресторан.

Вечером даю интервью пермской газете. Ночуем в гостинице.